3. "Нонконформист" Версия для печати
(1996)
НОНКОНФОРМИСТ


Будучи одним из пионеров жанра, за 20-летний профессиональный путь, большая часть которого происходила в условиях обреченного и голого энтузиазма, весьма унизительного порой подпольного или просто игнорируемого существования, но, тем не менее, снискавшей в последние годы весьма авторитетную долю признания моим сочинениям, (часть которых, наиболее популярная и специально посвященная популярным направлениям в музыке 80-90х, и представлена на этом альбоме), я т.о. вполне представляю себе как далека по-прежнему и сегодня от идеала музыкальная практика, перешедшая из монопольного идеологического контроля и табу разного рода в не менее жесткую систему координат шоу-бизнеса "по-нашему" практически не способного в своем "плебействе во мещанстве" просто-напросто к элементарному кругозору, чтобы хотя бы как-то в своей "новорусской" неразборчивости просто подозревать о существовании различных направлений - да что там хотя бы о ведущих именах 20-го века. Так что меня, пожалуй, не упрекнёшь в иллюзиях насчет излишней надежды получить не то что "миллион за симфонию" или предложение издать что-либо посложнее, а даже искру профессиональной учтивости в глазах сегодняшних "корифеев шоу-бизнеса", приди я скажем на самую разрекламированную и богатую фирму, издающую только "звезд", проблема скучна со времен "а судьи кто?", а предлагаемые звезды зачастую не лучше отечественных туалетов, уж где-где, а здесь пример не хромает - ведь критерий то массовость. Да бог с ними с туалетами и звездами, жалко, когда тупые уродуют современника, гнусаво обзывающие его же совком, и с удовольствием наживающиеся на его беспомощном невежестве. Но это состояние всего лишь производное от тех, кто его возделывает, культивирует, но не надо пессимизма, это временной отрезок, пустяк, что-то вроде "холопской сентиментальности". Есть - бывают еще - противостояния, для этого не нужно вовсе орать на площади, можно просто сказать например - я чувствую, думаю, какаю и курю. Фу, как высокопарно?! Но ничего-ничего, с высоким паром тебя, современничек, и нечего занижать, как там принято у новых ублюдков выражаться - по жизни.

Приятель моей юности, поэт, написал еще в 70-х "И так на улице светло, что стыдно придаваться думам..." Но светло-то лишь летом, а так мрачно прижмет вечер, дыхание перехватит, и хорошо бы вернуться в юность, но мешают лишь спазмы, так что стесняться нечего. Все эпохи кончаются так внезапно, заметил классик, и еще вчера кончилась, оборвалась, прошла и эта... Назовем этот промежуток с конца 60-х по конец 80-х нон-конформистским. Эпоха культурной революции, вобравшая в себя все ценности, и победоносно соединявшая их с массовым вкусом толпы, разорвавшая, казалось бы, навсегда, цепь буржуазной культуры потребления, одолев буржуазное мещанство, вопреки гениальному предсказанию Бердяева о дуализме и антагонизме культуры и цивилизации, в которой роль художника - всего лишь роль служанки перед властью прогресса потребления изящного оформления пивных баночек, коробочек, пакетиков, печеньеца, - либо самому стать предметом потребления и конкурировать с баночками и печеньецем, с целью обогатить буржуа, а то еще и с целыми войнами и революциями, экологическими катастрофами, которые сегодня в эпоху прогресса стали не столько продуктом истории, а предметом потребления и прибыли все того-же буржуа, будь он хоть трижды образован со времен французской революции, но "всякая эстетика попирается при малейшей надежде на прибыль" (К.Маркс), но это конечно там - на Западе, на Западе, где хотя и завершилась эпоха, но мягко приземлилась, и те же буржуа любят послушать нечто фестивальное, "элитарное", ведь нет такого буржуа, которому чуждо было считать себя элитой, а поэтому элитарного должно быть мало, чтобы не очень-то расширялось сознание масс, а вот войны и баночное пиво можно экспортировать куда-нибудь по-восточнее, но впрочем это там - на Западе - и эпоха нон-конформизма закатилась, и вчерашние новаторы мирно и безбедно почивают на лаврах, а вот у нас, у советских - собственная гордость и эпохи нон-конформизма никакой не было - демократического слияния прогрессивного художника с массовым сознанием, расширенным не только ЛСД, и в первую очередь не наркотиками, а самыми что ни на есть шедеврами современного мирового искусства (будь то фильмы Фасбиндера, Антониони ири ранний Pink Floyd, Yes, Шульц, Tangerine Dream), весьма и весьма далекого по своему языку от сегодняшнего пресловутого кабацкого штампа популярной песенки, зато у нас вместо их буржуа с более вековым сроком выдержки традицией, со времен их французской и пожалуй единственной революцией - свой новый русский - но все тот же родной хрестоматийный грядущий хам; и с не менее вековой традицией мещане, которые еще по предсказанию Герцена, "должны окончательно придти к победе во всем мире", "мещане - толпа сплоченной великодержавной посредственности", а кто такие посредственность - те, кто живет по средствам?..

Я не боюсь вызвать резкую неприязнь, а даже желал бы, у тех своих современников, в преимущественном большинстве, про которых однозначно нельзя сказать словами Бродского "Сотрапезник, ровесник, двойник, молний бисера быстрых метатель", и у которых любая боль и суть любых проблем, стократ перекрывающих раздражение, вызовет резкую неприязнь, так как разрушает штамп эдакого мещанского, отвратительного понимания ложных и надуманных символов интеллигенции, как неких смиренных, призванных созерцать, страдать, сдерживаться, претерпевать унижения, не унижаться до скандала, до истерики… и так далее, как будто все эти символы придуманы мещанством ради одного единственного вопроса, - ругается ли интеллигенция матом?

Оставим этот вопрос на совести тех и других. Я - художник. Это единственное сословие, которому предопределено возвышаться над толпой, так как возвышение это не имеет ничего общего с иерархическими социальными играми на ярмарке тщеславия как тех, так и других, в вечной вонючей попытке выделиться за счет унижения толпы. Художник же всегда претерпевает по негласному закону все унижения и обиды, разделяет все лишения толпы, с одной лишь разницей: испытывая это еще и от самой толпы, так что его возвышение - это опыт его одиночества, его духовный опыт. И когда этот опыт воплощен в реальные произведения и с хорошим сроком выдержки как для марочных вин, и доходит из подвалов до вкусов мещан, то "мещане" становятся "интеллигенцией", а художник, пройдя оценку "привилегированного сословия", получает легкое одеяло признания, защищающее от стихии современников по толпе, впрочем, интеллигенцией в нашей стране, как и солдатами, скорее становятся, чем рождаются. Становясь понимающим и разумным трудно не понять коммуналку, трамвай, диссонанс, одиночество, скотство, повседневное хамство и, конечно, не всегда - где хорошая мягкая манера, - а скорее признак дурного тона, перед вами интеллигент, поэтому при всех играх благородства и мудрости молчания вспоминается популярное высказывание Цицерона: "Каждое оскорбление причиняет боль, которую с трудом выносят даже мудрейшие и лучшие люди." Нет ничего более ханжеского и глупого, чем этакий интеллигентский предрассудок - бояться банальностей и высокопарных цитат. Терпеть обиду - занятие не более благородное, чем терпеть зубную боль, в конце концов, это мешает, когда ты потворствуешь стереотипу обычных наглых негодяев. Не слишком-ли высокопарно? Не слишком-ли много амбиций? Не слишком-ли мелочно? Пусть вся накипь перебесится, не нужно в этом участвовать. Не слишком-ли много "я", наконец?

Да нет... Я - это последняя буква алфавита. Я не ствлю свое "Я" тележкой перед лошадью, я им просто подписываюсь под сделанным. Это мое авторское право. В моем алфавите 37 лет, - маловато, конечно, для красивого признания, и восемнадцать реальных альбомов, не считая других работ, "пробитых", как принято не только говорить, но и пробивать. Вот такая вот экзистенция - где слишком мало - "я мыслю, следовательно - я...": "я сделал, следовательно - я...", опять же мало: "я пробил", то есть сделал так, чтобы вы узнали, что я сделал и, только после этого - "Я существую".

Хорошенько подумав на тему "рукописи не горят", а пленки все же осыпаются, а так же на тему, что есть официальное и неофициальное; и кто собственно такие эти "официальные", кто решает, кому оставаться в рукописи, а кому гореть, я все же решил, что для России, то есть для моей Родины, к которой я, вероятно, имею отношение, более типично было, чтобы цари престол получали по наследству, а творцы приходили самозванно, а потому решил но обращать внимания, что сейчас несколько наоборот - власть у самозванцев, выбранных "народом" с весьма рыночным по качеству вкусом, а творцы - по наследству от членов. Я не стал терять времени даром и терзать себя излишним комплексом вины, расценивая любой худсовет (неважно - вчера идеологический, а сегодня - коммерческий) просто как олешковскую "группу уродов проездом".

А поэтому, определив себя независимым художником и осознав полнейшую инструментальность моего музыкального вкуса, зависящего от музыкального образования Бутырского рынка или болельщиков со стадиона "Динамо" не более чем от того, что я рядом с этим стадионом живу, так как и рынок и стадион находятся в одном районе, то мне нет нужды выглядеть излишне серьезным, чем, скажем, музыкальный фрагмент из моего "Кончерто Гроссо", при написании которого я вряд ли вдохновлялся лицами болельщиков, выходящими со стадиона "Динамо", рядом с которым я живу, как, впрочем, рядом и с Бутырским рынком, так как они находятся в одном районе. А на рынок надо ходить с авоськой... (Вот и все, что следует понимать про рынок).

Ой, только не говорите мне - а то я вовсе собьюсь - что, кто-де ясно мыслит - ясно излагает (или выражается), кто ясно мыслит - тот дурак, а еще: кто ясно мыслит, пусть пишет песни, попробуйте сами - это не сложно, нужно все время считать на 2 и напевать что-нибудь ужасно знакомое, чем более знакомое, тем популярнее будет песня, тем популярнее будет автор, а можно считать па 3 - тогда это будет вальс... Но музыка начинается там, где кончается песня, и конечно, чуть-чуть посложнее... на вид, на слух, на звук, на дух, на жизнь, на суть, на вкус...

Перед кем метать бисер - не вопрос, художнику всегда есть перед кем, но даже для этого надо завоевать разрешение, и это существенно, а насколько - это знает художник.

Я ничего не стану рассказывать про инструментальную музыку - это художественный контекст, а социальный требует, чтобы я сделал так, чтобы еще и вы узнали о том, что я сделал, требует выживания, и вот в этом-то моем выживании меня посещают достаточно мелочные, достаточно далекие мысли от развесистой клюквы, которую со "звериной серьезностью" развешивают, отвечая на запросы стереотипов девственного обывателя в его стремлении "встретиться с прекрасным" и с "деятелями искусства" и прочими депутатами, желательно, в одном лице, теми звездами, которые зажжены специально для него, поэтому на вопрос: "кому это нужно?", ясномыслящий обыватель без труда отвечает сам: это нужно ему. "Обыватель" дифиницируется в "потребитель", а это рынок уже, сложное понятие, западное, цивилизация... да.

Мои мысли, мелочные и досужие, сегодняшние, а поэтому настолько актуальные для меня, что именно в бытовом, ленивом своем оформлении, не избавленном от тривиальности, поборов мой страх стыдиться их, неотбрасываемые, с искренностью, которая начинается где-то чуть повыше пупка, не отпускает меня по вечерам... в туалете... меня - музыканта, художника, человека. Художника, а значит что-то сделавшего, создавшего и уж не самого досужего, разве что сегодня, или вчера, или в какой-то другой из вечеров. Мне кажется, что в моей спонтанной тревоге навряд ли есть что-то звериное, в чем, надеюсь, меня нельзя заподозрить, но в серьезности, пожалуйста. Это уже обратная сторона пластинки, социальная...

Железный занавес или не-все-запад-что-блестит; значительное и незначительное; про дефиницию художника; события культуры; рынок; шоу-бизнес; перемены в терминологии; перемены вообще и т.д. и т.п. ...Набор этих слов - россыпь осыпавшейся штукатурки, россыпь гвоздиков банальности, которые в разных вариантах в продолжении списка, но тем не менее вколачивает один и тот же молоток в нашу жизнь, если жизнь - это наше сознание, восприятие, мировозрение и прочий, составляющий список, словарный запас. И этот молоток - всего лишь средства массовой информации - от религии до криминальной хроники.

Где-то в середине этого слоеного пирога, где-то там сбоку от, скажем, проблем экологии, которая после пресловутых "августовских событий", впрочем, оказалась совсем не рейтинговой, и фотографии младенцев без черепных коробок и прочие двуглавые кошмары не смогли поразить воображение толпы, даже вкупе со всей статистикой геноцида и сталинских репрессий, помноженных на кучу лет; где-то сбоку этой наковальни затесалась тема культуры и искусства. Нет, передач по ЦТ и разговоров на ниве культуры сколько хочешь - да, тут хромаю например... Но примерно таким телеграфным, неуютным ритмом обрисовывается в моем воображении, субъективном, конечно же, воображении, - собственно образ, картинная рама, в пределах которой может произойти каким-то штрихом соприкосновение с частным лицом - с человеком, художником. И какая бы не была вероятность отчетливой дефиниции художника, вечно подверженного чисто отечественному, великоимперскому, готовому остервенело всегда быть подхваченным мегафоном толпы вопросу - а зачем, собственно, он нужен? Вероятность оказаться вечным беспризорником, беззащитным ребенком, зеком, диссидентом, кем угодно, но только непременно перед кем-то виноватым, - этот список тоже может продолжаться в своем перечислении; так вот какая бы то ни была вероятность что-либо написать, что-либо создать, при этом не избежав известных мытарств, унижений, выживаний и борьбы только лишь с единственной целью - отдать сделанное, - просто исключена! Художников может быть много, но все равно каждый раз это кто-то один. Хотя в Призвание его отнюдь не входит воевать с кем-то, но, тем не менее, приходится, так как контекст не только художественный, но и социальный, ну а социальный контекст искусства - это и есть культура, то есть возделывание. Художник может сколько угодно заочно писать в ящик, и сколь бы скромно он себя не обставил, проблема его соприкосновения с обществом впрямую зависит от другого ящика, то есть буквально, в эволюции от почтового до телевизионного. И тут должны быть те самые посредники-искусствоведы: муз.редакторы, сотрудники телерадио... сотрудники... искусствоведы в штатском.

Именно на совести этих людей, конкретных людей с высшим образованием, полученным в эпоху развитого социализма. Чаще всего это реально функционирующие лидеры, выполняющие функции искусствоведов, авторы популярных телепрограмм, вдохновленные перестроечной волной всевозможных "можно", а также престижными вояжами в разные страны с весьма процветающе буржуазной культурой, которую раньше можно было только критиковать в распространенных брошюрах, трудах и рефератах на тему кризиса буржуазной культуры, где в строгой экипировке консерваторской терминологии должны были быть, однако, соблюдены все критерии Марксистско-ленинскои эстетики.

А ныне консерваторский изысканный стиль выпадает на долю мальчиковых дворовых команд в пользующихся спросом передачах о молодежной культуре, или наоборот, просто замещен уголовным жаргоном, выдаваемым за сленг рок-культуры, к которой он, по правде говоря, не имеет никакого отношения. Но так как зачастую "искусствоведам" не приходилось ранее знакомиться с той же рок-культурой в виду снисходительного или ханжеского к ней отношения, то не мудрено, что рок-культуру они перепутали с вульгарными городскими песнями. Ну а вчерашний дипломированный марксистско-ленинский критерий с облегчением заменили универсальным термином "рынок". Марксу, по правде говоря, не приходило в голову таких суперматериалистических подходов, и я с удовольствием привожу его цитату: "Всякая эстетика попирается при малейшей надежде на прибыль".

Вот, возможно, Ленин и правда не знал ничего, кроме "Аппассионаты", а по классическому определению "светоча" интеллигенции российской культуры А.В.Луначарского с его знаменитым счетом на "три", Чехову вовсе никогда не состоять в интеллигентах, следует вывод, что наши замечательные современники и молодое поколение просветителей и деятелей культуры от привилегированных советских родителей решили взять на себя миссию определять кого и где пропагандировать теперь, и чуть что гнусавить "совок" про что ни попадя, эти сов-детки конформистов именно советских! Три поколения комиссаров как раз успели смениться до нынешних выпускников привилегированных вузов. Может быть, поэтому в нашей стране кобзонов, поющих во всем; чисто генетически столь жарко пропагандируются по ТВ мечта о жвачке по окончании вояжа на запад в отместку застойным отцам. Эта золотая мечта детей социализма - западная поп-витрина, жвачка для маленьких в кооперативном ларьке, а по экранам телевизоров - музыкальная. И, естественно, воспринятая с детской же непосредственностью прошлыми и нынешними пэтэушниками, школьниками из простых сословий, - т.е. народа, ранее не искушенными привозными пластинками, не обремененными компанией товарищей по журфаку в привозных шмотках, но наивно принимающие свои подъездные "опусы" за ничуть не худшую музыку, чем у первоисточных западных групп, так как тут тоже размер 2/4...

Итак, попробуем завершить нашу мысль, как велосипедную цепь, кольцо, которое позволило бы в размере на 2/4 достаточно быстро проехать весь этот путь, занудный для меня и скучный уже давно, как велосипед, но который нельзя миновать... Поэтому я постарался на 2/4 уложить про консерваторию, про идеологию, и про журфак, и про ПТУ, все вместе на двух-трех педалях.

Так вот, при всех наших вчерашних "нельзя" верных, как постулат, идеологических, но и не только, если иметь в виду известный шовинизм консерватории в своем презрении, недалеком от невежества, с обратной-то стороны медальки, ко всему, что непричастно к клану всего большого академического для большого симфонического в большом зале при преемственности юнца, шагающего из класса в класс в непреходящих стенах, наша музыкально-художественная экзистенция, плавно проходя, прохаживаясь мимо худо ли, бедно ли, но вполне защищенных традицией (и, слава Богу, конечно) стен, пока они сохраняли наследие и традицию, плавно перешла в социуме, во времени, в крайнюю противоположность: в нежное и трепетное улюлюканье, холенье и лелеянье с гипертрофированной многозначительностью обычной поп-музыки, причем с акцентом на социальный поп-феномен, этакая краткая поп-иллюстрация к перестройке для ее заморских покупателей, как матрешки для презентации национальных корней, а для внутреннего рынка - как аппаратное рок-заискивание перед молодежью. Кстати говоря, уже по тотальному ханжеству, по социальному, в силу происхождения неотслеживаемого той же консерваторией, выбросившей из сферы внимания, не классифицируя как рок, многое, что к рок-музыке, например, имеет самое близкое отношение, равно как к музыке камерной или большой могло иметь в "консерваторском" варианте. Это то, из чего состоит во многом контекст современной мировой музыки вообще, и, прежде всего, кстати, синтезаторной, а пока, на волне временных перемен, эгоистический ковчег консерватории, сохранив ничуть не постаревшие традиции, славно переплывает за океан, и есть с чем и к кому поехать с классическим репертуаром, не беря в голову социальный контекст, определив художественный в рамках собственных стен, комнаты, жилплощади с двумя окошками - на проспект и на помойку, ведь никакие стены, никакие НИИ Искусствознания моих пленок не хранят, то нам, мне, например, и моим любимым звучаниям, образам и творческим планам, а также уже немалочисленным сочинениям предстояло, предстоит барахтаться, доказывая Родине, что это предмет искусства, хотя и не старины, барахтаться в социальном тазу и создавать в лишь собственном мозгу крепкий ковчег, потому что тот социальный и девственный контекст, о котором идет речь - это постоянно унитаз, который готов в перестроечную и пост-перестроечную эпоху любые рукописи, которые не горят, спустить в любую минуту, если они не проходят тест хорошо запрограммированного унитаза по трем программам: публицистика, рынок или СКВ, но поскольку у меня рынок ассоциируется всегда не больше, чем с Бутырским, а музыка инструментальная, то любой "милитари-марш" или часть из симфонии не в счет. Остается вариант СКВ, то есть, если ты не эмигрант или ты не успел создать себе миф, что к тебе приезжают заморские гости, всячески суют тебе деньги в СКВ, то ты, как у Хармса, при всем народе будешь доказывать, что ты не говно. Не консерваторский, конечно, уровень рассуждения, зато вполне социальный.

А что же входит в сферу социального, а, значит, актуального в сегодняшней жизни страны? Проще говоря, то, что попадает в сферу понимания нынешних, так сказать, поп-обозревателей, рок-обывателей. Раз академического нам ничего не выпадает, остаются только эти, обозреватели всесоюзных музыкальных программ для молодежи из вчерашних кадров различных комсомольских органов, впрочем, может быть, каких-то других тоже, так как соотечественники искусствоведы-интеллектуалы, как и раньше не в счет, им по прежнему нет дела до тебя в эфире и статьях, а только за чашкой чая у тебя, в кругу иностранных гостей; когда уже пост-фактум о признанном "прошедшем" они торопятся заявить как о своем открытии, подчеркивая свое значение, что питает их тщеславие, их время в эфире занято пропагандой начинающих швейцарских музыкантов-авангардистов, которым надо помогать (ведь надо оправдывать свои поездки?). Справедливости ради, надо отметить, что советские искусствоведы иногда компетентны в западном современном искусстве, так как раньше всю жизнь публиковались на тему критики буржуазные направлений. Я их нисколько не осуждаю; вообще - это пример мелочности моих суждений. Это действительно мелко, по сравнению с моими альбомами сегодня. Но все-таки иллюзий на счет избытков интеллектуального, серьезного, адекватного понятия на счет современной музыки питать не приходится. Но мы с вами вернемся к нашим обозревателям, с которыми, по всей вероятности, происходит контакт широкой или не совсем, но всесоюзной аудитории по поводу любой музыки, связанной со словом "современно". Одним словом все вместе, в комсомольском воображении, есть запад, ну, а если девчоночка на сцене плохонько поет, но своим костюмчиком напоминает опять же комсомольцу московскому, например, порно-календариковую вариацию на его комсомольскую вчерашнюю, может даже деревенскую, наивную мечту о городском ресторане, куда он не мог зайти в годы застоя, будучи комсомольцем... Словом, в такой певичке, как правило, есть все: и полублатные, знакомые до боли, щемящие с детства интонации, и представление такого вчерашнего юнца о буржуазном, обо всем неуловимо блядском, как в кино, которое он видел в клубе - и вот мечта комсомольца сбылась - это уже рок, это уже шоу-биржа, центральное телевидение, море событий, революция, путч, Ельцин, борьба, перемены - жить интересно!.. Так при чем здесь комсомольцы? (Бывшие, конечно). Действительно, может быть не они сами, а их жены, и не комсомольцев уже, и даже не номенклатурных работников - бери выше - бизнесменов и прочих. Но именно женам и именно бывших комсомольцев поручено отвечать за важную надстройку, базиса, переименованного в бизнес, то есть за культуру, например, в разных фондах - культуры, а все остальное они купят в увлекательных деловых поездках. Культура - хорошая мысль, в устах Губенко, ее немножко жалко и ее немножко ценят, и женам, и мужьям, и всем советским людям вместе бывает ужасно жалко, когда какие-то великие памятники оказывается довольно дорого стоят в СКВ, И увозили, и сейчас еще вывозят. Позиция простая, как мат на шахматной доске, как лозунг, просто мат - первичный признак того, что мы на рынке - азартная, быдловая, продажная, холуйская, краснокожая, ублюдочная… реальность и позиция. Страшно родная и простая, как маг на шахматной доске, как лозунг, как просто мат.

Я увлекся столь мелочным злопыхательством, оно не делает мне чести, но к черту честь, когда не в чести музыка. Я не хочу ничего доказывать вновь уже подросшим детишкам тех хамов, которые раньше выдавали справку или лишали права, решали, кому в Отечестве творить, сегодняшним дерьмушкам, едва оперившимся, циничным щенкам, детям хамов, с рыльцами хамов, называющих друг друга господами.

Оговорюсь же сразу по поводу своей излишней злобливости, чтобы не ввести вас в заблуждение и не относить ее за счет какого-то моего особого происхождения. Пальцы у меня действительно тонкие, но я родился и вырос в коммуналке на Ленинградском проспекте, и теперь мне редко удается побыть одному, а сейчас как раз такой случай - заполночь, я на кухне, поставлю чайник..., открываю кран и наливаю воды, поэтому и говорю, что можно немного расслабиться, и не нахожу особенно унизительным порассуждать вслух недостойным образом. А впрочем, кому судить? Саморефлексия - это честно, а значит естественно, и вообще сегодня, когда честь отдана не самому честному - быть излишне популярным было-бы просто стыдно. Вообще вульгарное это явление - популярность.

Справедливости ради, мир не без добрых людей, и что-то мелькает в эфире, чаще всего в какой-нибудь общеобразовательной, популярной программе. Электронная музыка всегда ассоциируется у музредакторов ЦТ с чем-то из области НТР; а уж просто безымянно моя музыка звучала столь часто, каждую неделю, что мог бы позавидовать самый что ни на есть коммерческий заморский коллега из правовой страны; но имя начинается там, где кончается ВААП. Хотя мне нравится, что у музредакторш иная музыка вызывает трагические ассоциации (это означает, что они отличают, реагируют, что не только песня может быть в природе), как только какие-нибудь экологические проблемы, чернобыльские страхи, танки, так что слабое соприкосновение с фигурой художника, обозначенной легким штрихом, все же происходит в течение уже нескольких лет, когда под короткий, украденный фрагмент анонимного автора, идут репортажи о самых глобальных событиях - и фотографии младенцев без черепных коробок, и прочие двуглавые кошмары, чтобы еще больше поразить воображение толпы. Ну а частное лицо, художник и вообще культура начинается там, где кончается симфония, желательно прослушанная от начала до конца. Приметы же гордости моей не в презрении к этим мелочам, также как и к вам, кого я сам выбираю в свои слушатели, а лишь в том, что я в ряду ваших же художников, современников, соотечественников, а художник значит не в чести в России, а потому я оправдываюсь, словно плачу ей дань, или не ей, а вечному игу, а Россия просто всегда устремлена в вечность, ей всегда некогда быть современной, в современности же она всегда увлечена всякими засранцами, которые давно поют все ту же песню "Мы наш, мы новый мир… кто был ничем..." И становятся - ничтожествами, перестраивающими Россию в общий кооперативный туалет с ларьками (мне скорее и то больше по душе ностальгическая ВДНХ) с заморскими предметиками второго сорта по ценам для книги рекордов Гиннесса и удивительно демонстрирующими терпимость самого терпеливого народа в мире, которому посредством массовой информации вся эта противная посредственность, все та же порой вчерашняя и разложившаяся сволочь от культуры до политики, именно перестроившаяся, вдалбливает в головы на фоне воскресных проповедей, что это нормально, если скоро только поссать можно за рубли, а про искусство, и без того более чем отделенное от народа методом художественной самодеятельности, учат понимать так: за волюту в этой большой западной комиссионке покупают, значит, это и есть предмет искусства, а не иммигрировал, не продал, значит не художник. Не хочешь так, тогда пиши внутренние песни, которые полюбит народ, понравься народу. А какую музыку он любит в своем "на дне"? Вероятно, не лучше колбасы, в которую уже давно превращено мясорубкой его сознание теми, кто "возделывает", чтобы ничего не росло, кроме волнений. И еще, собственному же народу на растоптание выставят его же "элитарных" детей, вечно чужих, как иностранцы... Элитарных по призванию!

Я не путча боюсь, эти деревянные уроды, солдаты Урфина Джуса были и когда я родился, и тогда, когда я еще не родился, я всегда знал, среди кого я живу. Они страшны, но не опасны, потому что у них на мордах написано, как на плакате. Я боюсь вас - перестроившиеся, беспринципные, новые хамы, которые среди тех, деревянных, были не выше сапога, спекулянты, интриганы, новая орда, которая хочет и рыбку съесть, и на х… сесть, только чтоб был побуржуазней и пожирней для вашей жопы. Я за то, чтобы звучал Свиридов в программе "Время", меня тошнит от вашей пепси-колы, ей цена - грош в жаркий нью-йоркский день, в этом ее кайф, педерасты. Вам просто выгодно, чтобы народ сам отказался от своих художников, а крылатая фраза Достоевского насчет красоты, которая спасет мир, теперь относится к передаче о макияже в устах смазливой теледикторши или парикмахера с высокопарными тирадами; чтобы все представления в народе об интеллигенции сводились к интересу, ругается она матом или нет. Да, ругается, потому что интеллигенция означает понимающая, разумная, а, значит, адекватно говорящая "блядь", договаривая слово до конца без ханжеского бляканья, по адресу, сердито и всегда по поводу, впрочем - я не желаю подчиняться классификации - я не интеллигент. Ведь именно вы - интеллигенция по сословию Союза?

От вас зависит, именно от вас - работники средств массовой информации - дикторши и редакторши, с глазками, коленками и не очень, легкомысленные, обаятельные, ответственные, номенклатурные, просто сынки и дочки, каким он будет - мой народ, моя страна. От меня как художника зависит, какое искусство у этого народа, свою задачу по служению музам, которое так не терпит суеты (кстати, еще как терпит), я выполняю, но народ отделили ящиком, просто ящиком; он, отдолбав на работе в одном ящике со вздутым пузом, в сношенных туфлях, в засаленном троллейбусе, по заплеванным улицам добирается домой, в другой ящик, и включает третий, а там, вот как хорошо, и пляшет, и поет какая-нибудь незамысловатая сучка.

Я не хочу стоять с вами по одну сторону баррикады, это вы всегда все делите на 2, все считаете на 2/4, создаете эти баррикады, потому что вы - двумерные, хотите лишить мир его объемного изображения, и по ящику поганенько что-то поют всякие шарманщики на фоне устремленных колоколов, и господа с лицами, непеределываемыми казалось бы уже в своей холуйской врожденности прославлять идеалы социализма (и если бы идеалы), комментируют путч и призывают к бирже (или наоборот? комментируют биржу, призывают путч).

Причем здесь художник? Если не во множественном числе, то не при чем, верящий и не только в купола, но и не с вами, сколько бы вы лбы не расшибали - а в одиночку - так переживание глубже и отношение к ней, к России, имеющие самое непосредственное, так как это ее дети, хотя и не штампованные, им редко бывает уютно в России, они это понимают и вместе с Россией летят... в вечность. А сегодня - вечно чужие у себя - слишком западные и иностранные для козлобородых русофилов (настоящие русские не нуждаются ни в каком "фильстве"); в то же время непростительно русские, слишком "памятливые" по неприспособленности мышления, сразу же выдающие себя извечным российским сионистам; и излишне раздражающие европейцы для собственного же народа; слишком рефлексированные, нервные эмоционально вспыльчивые азиаты для заезжих иностранцев - как бельмо на глазу у всех, кому не лень, если стоишь один, если живой, если живешь и еще не очень затюкан.

Я поставил чайник, мне редко удается побыть одному, и как в песне поется "С чего начинается Родина?" - да с жилплощади... А сейчас на кухне ночью я один, попью чайку, чайник уже вскипел, уже светает...

Я один из тех, кто создает, я всего лишь художник. Я один.

Михаил ЧЕКАЛИН

Здесь представлен оригинальный авторский текст, с сохранением пунктуации и лексики (где возможно).

Статья была опубликована с купюрами в буклете к компакт диску "Нонконформист" (Тау, 1996).

 
< Пред.   След. >
More Info