Это у футбольных экспертов есть выбор в номинации "Открытие года". Кому-то нравится Динияр Билялетдинов из "Локомотива", кому-то Юрий Жирков из ЦСКА. А в музыке нашей, боюсь, открытием-2004 придется называть группу "Уматурман". Кажется, творческая эволюция этой команды – тот самый волшебный прорыв из подвальных клубов прямиком на "Новогодний огонек". О таком карьерном взлете, ясное дело, всем прочим только мечтать. Но, честно говоря, "открытие года" – понятие эфемерное. Разговору об открытиях удобнее предпочесть разговор о характерных особенностях.

По клубам

В небольших клубах никаких существенных изменений вроде бы нет. По-прежнему пользуется спросом разнообразная Ямайка – не так оглушительно, как это было года два назад, но и на убыль любовь не идет. Некоторые музыканты адаптируют для нас ска, даб и регги, соблюдая чистоту жанра, кто-то пытается оживить чужую музыку текстуальными шуточками. Последний вариант явно нашей публике больше по вкусу. Группа "Джа Дивижн", например, очевидным образом уступает в популярности таким командам, как "Маркшейдер Кунст" или "5-nizza". Кафкианские тексты с упоминанием Бродского или даб на украинском языке – все это отличная приманка, потому что наша воспитанная на КСП публика внимает тексту затаив дыхание. В собственно же музыкальном отношении удельный вес всех наших "регги-команд", на мой взгляд, один и тот же. Но тенденция налицо, уже довольно давно происходит планомерная адаптация: мы не только вслушиваемся в синкопированный ритм, мы познаем (кто-то перенимает) растаманский образ жизни, мы слегка покачиваемся на этих волнах. И даже Верка-Сердючка голосит на суржике что-то зажигательное, а потом дает команду "Труба!" – и трубач выдает бодрое и деловитое соло; такого ска и такой духовой секции на нашей эстраде вроде бы еще не бывало. (C этого ска начинался в свое время "Ленинград" – но сменил ориентацию, выбравшись из аванграунда на просторы MTV). А теперь у нас что Андрей Данилко, что "5-nizzа" – мы и по-ямайски можем, и по-украински, у нас вообще полный синтез искусств и стран.

Несколько более серьезная и продуктивная тенденция – активнейшее продвижение электроники на нашей сцене. Интерес к электронике вспыхивал неоднократно, с хорошей регулярностью где-то с конца семидесятых, и сейчас вновь разгорелся вовсю; анализ причин этого синусоидального успеха оказывается гораздо сложнее и шире рассуждений только о музыке. Эти культурологические загадки вкусов и потребностей аудитории ждут своего исследователя. Новые технологии поступают на наш рынок с небольшим, но неизбежным опозданием – интерес к ним возникает спорадически, по мере поступления новинок. Добавим, что прогресс, развиваясь, разумеется, по нарастающей, накладывается на изменчивые настроения публики, требующей то спецэффектов, то полного от них освобождения, то хай-тека, то гринписа. Технический прогресс – явление куда менее эфемерное, чем авторское вдохновение, и потому вызывает у потребителя куда больше доверия. Если в музыкальной композиции не звук, а саунд, а в создании ее на паях участвовали человек и машинка, значит, клиент клюнет обязательно. Шум как музыкальный прием, пресловутый цифровой звук стали притчей во языцех; в культурном центре "ДОМ" сразу же решили обыгрывать новую тематику. На фестивале "Noise/Glamour" группа "Дети Пикассо" и венгерский композитор и "духовик" Иштван Гренчо предстали для нас в несколько неожиданном ракурсе – среди сложносочиненных компьютерных шумов. А чуть позже удивил и Болот Байрышев, замечательный алтайский вокалист и, по твердому моему убеждению, прототип героя гребенщиковской песни "Широко трепещет туманная нива..." (Болот – тракторист, поучаствовавший между делом в "Weather Report" с Завинулом). Байрышев много лет знакомил нас с алтайской традицией горлового пения "кай", пел древний эпос, голосом подражал хомузу, истово просвещал и проповедовал. Повальное увлечение не миновало и его: теперь он тоже украшает мелодии современным цифровым звуком.

Великое множество электронных/цифровых (полностью или так, отчасти, в порядке шутки) проектов забренчали в уходящем году все разом и довольно сумбурно. Звонко, ясно и довольно интересно звучит в этом ряду голос Ольги Рождественской. Рождественская – небезызвестная девушка, про нее надо знать, что она пела за Красную Шапочку в известном детском фильме, а в конце девяностых придумала жанр неороманса – под прогрессивнейшие электронные аранжировки исполняются русские романсы – и в этом году выпустила альбом "На заре". Нынешний громкий успех союза Рождественской, Бориса Назарова и Аркадия Марто (музыкантов Moscow Grooves Institute) – это очень характерное для современной электросцены явление. Рождественская создает хорошо технически оснащенный проект, давая повод критикам порассуждать о тончайших нюансах грува и бита. Но поет-то она при этом все равно про хризантемы в саду и любовь. И тут дело, кажется, не в том, что игра на контрасте – выигрышный прием, а в том, что к электронике чистой воды наша публика пока привыкнуть не может. Проект, проанонсированный как хитроумная хай-тек-музновация, на поверку оказывается серией мастерски выполненных ремиксов – в самый раз для клубной дискотеки. Танцевать и под "It's In Your Eyes", и под "Белые розы", и под "Хризантемы" – все одно: удовольствие.

В странном мерцающем жанре, то расцветающем, то вымирающем, есть свои классики. Михаил Чекалин сочиняет электронную музыку уже давно, оставаясь маргиналом, прославленным подпольщиком. Его негромкое, но мировое имя зазвучало в этом году с новой силой: Чекалин отмечал юбилей творческой деятельности – двадцать пять лет в электронной музыке. Серия дисков, выпущенных к этому событию, в очередной раз доказала меломанам: в непростом для публики жанре, провоцирующем музыканта на спекуляции, есть образцы бесспорного мастерства. По этим образцам многим начинающим электронщикам стоило бы выверять свои творческие порывы.

По залам

В том, что касается крупных концертных площадок и крупных же гастрольных событий, этот год меломанов вполне порадовал, хотя и не преподнес никаких совсем уж невероятных сюрпризов. По-прежнему к нам приезжают заслуженные деятели зарубежного рок-сцены, а Большой зал консерватории разваливается. Важнейший концерт, во многом задававший джазовое настроение этого года, состоялся, так сказать, вопреки этим двум тезисам. В конце января к нам привозили "Султанов свинга" – ветеранов и новобранцев джаза. Несмотря на аварийное состояние Большого зала, музыканты эллингтоновского оркестра под управлением Давида Бергера в компании с Николаем Петровым, Еленой Образцовой и Давидом Голощекиным отыграли три отделения как одно (досадной помехой казались антракты – необходимые, разумеется). Джазовый концерт такого масштаба, начисто лишенный ноток популяризаторства, – важнейшее, на мой взгляд, событие в московской музыкальной жизни. И в этом же ряду оказываются концерты Джона Маклафлина, Кронос-Квартета, совместные выступления "Аукцыона" и Opus Posth – крайне непростая тематика без малейших скидок на неподготовленность аудитории встречала горячее одобрение публики. Все было как надо: билетный ажиотаж, битком набитые залы, а в иных случаях (в демократическом МДМ) зрители проникали в зал зайцами и усаживались прямо на пол.

Другая крупная концертная площадка обеспечивала нас если не чрезвычайно крупными, то, во всяком случае, интересными концертами – Московский международный дом музыки постепенно определился со своей жанровой политикой (я говорю сейчас о том, что не касается классической музыки). В ММДМ последнее время выступают музыканты – носители тех традиций, которые мы раз и навсегда решили назвать "латино", чтоб не маяться с бесконечными разграничениями – где бразильская босанова, где кабувердианская морна, где португальское фаду. И гастрольный акцент именно на этих зарубежных исполнителей – вполне верное, кажется, решение организаторов Дома музыки. Бразильский композитор Жоао Донато, португальская вокалистка Мариза, участники фестиваля "Рио-Гавана-Нью-Йорк" были с восторгом приняты не чрезмерно взыскательной публикой ММДМ. Организаторы грамотно вычислили соотношение кредитоспособности аудитории и ее же эстетических запросов. С нашей-то любовью к этнике (а "латино" в эту категорию попадает за милую душу) – вернейшее попадание.

Напоследок

Подводить итоги – дело неблагодарное, не ровен час что-нибудь забудешь. Год был урожайный, но, кажется, все-таки не побивший рекордов предыдущего. К нам приезжали "Deep Purple", "Skatalites", Ник Кейв, "Red Elvises", Ибрагим Феррер, "Scissor Sisters" – и еще очень многие. К нам наконец-таки пустили Раммштайн (рецензенты с негодованием обсуждали скандал об аккредитации на их концерт); мы по второму разу – теперь в Питере – приняли сэра Пола Маккартни (рецензенты были озабочены в основном вопросом явки и, подобно дикторам новостей во время проведения выборов, информировали о количестве посетивших концерт людей). Концерты, ясное дело, были разные, но практически все они у московской публики "хорошо пошли". Радостная готовность наших зрителей к встрече с любыми музыкантами и аншлаги, сопровождавшие концерты как Раммштайна, так и группы "Lambchop", обнадеживают. У этого московского хлебосольства (которая оборотная сторона всеядности) тысячи культурологических причин и полным полно положительных следствий. Например – кроме шуток – есть серьезные основания надеяться на удачность и урожайность следующего года. С праздником.